Я пошел по пути наименьшего сопротивления
18 ноября на экраны выходит фильм Евгения Марьяна «Молоко птицы», участвовавший в конкурсе 32-го «Кинотавра». Режиссер рассказал автобиографическую историю о жизни подростка Андриана в Приднестровье, который всеми силами пытается покинуть родину. Наш корреспондент поговорил с Евгением Марьяном о его детстве, переезде в Москву и его любимых художниках.
«Кинобизнес сегодня»: Типичная история для российского и балканского кино о молодых - это история побега из страны или родного города. Сразу вспоминается «Комбинат «Надежда» Наталии Мещаниновой или «Клятвенная девственница» Лауры Биспури. В обоих случаях герои пытаются вырваться из закрытых городов, суровых нравов. Вы из непризнанного государства Приднестровье, ваш герой тоже, он мечтает об Италии. Почему вы переехали в Москву, а не в «другую» Европу?
Евгений Марьян: Выбор между Москвой и «другой» Европой для приднестровцев - это как выбор разных конфессий внутри христианства. Какой путь изначально избираешь - по тому и будешь идти. В моем случае я пошел по пути наименьшего сопротивления. Приехал в Москву, потому что меня пригласили для подписания контракта с музыкальным лейблом и создания альбома. Также у меня здесь девушка училась в институте. Не было точек в Европе, за которые я мог бы как-то зацепиться, чтобы отвергнуть московские предложения.
- Вы упомянули о христианстве. На Западе к религии относятся с иронией, примеры тому - «Искушение» Паула Верхувена, «Молодой Папа» Паоло Соррентино и «Бог существует, ее имя - Петруния» Теоны Стругар-Митевски. Вы же в своей картине вполне серьезны. Некоторые считают такой тон в XXI веке устаревшим…
- У каждого режиссера есть право иметь свой взгляд на духовность. Если кино только про религию, то мне как автору нечего сказать. В моем фильме проводится интертекстуальная параллель, но это не главное. Важнее история взросления, влечение к матери и духовные терзания - все это рифмуется с религиозными отсылками. В моей картине нет четкой архисюжетной линии, ни одна тема не раскрыта до кульминационного момента, поэтому каждый зритель вычленяет для себя свой элемент, сам выбирает, какая тема здесь главная.
- Вы сделали это намеренно?
- Я пришел в индустрию незадолго до того, как возник проект «Молоко птицы», это мой первый сценарий. Обычно люди много лет учатся, чтобы снимать этюды, провалиться, разочароваться, а уже потом «взять высоту» в виде денег от Министерства культуры. В моем случае было иначе: мне показалось, что можно облечь все мои мысли в форму кинематографа. Я сказал себе: «Было бы классно научиться снимать кино!» «Молоко птицы» появилось буквально через два года после этого.
Понимаю, что технически был не готов, можно было сделать лучше. Даже если «Оскар» получу, все равно останется ощущение дилетантизма.
- Подождите, у вас культурно насыщенная картина: в ней обилие отсылок к румынским лентам, Андрею Звягинцеву. Вы смотрите много фильмов?
- Три года назад, когда родилась идея ленты, я мало смотрел кино, поэтому в «Молоке птицы» больше отсылок к живописи. Я люблю все, от иконописи и Ренессанса до советского авангарда, фовизма, кубизма, много раз бывал в Центре Помпиду в Париже. Трудно вспомнить какое-то отдельное произведение искусства, но на меня сильно повлияли Рембрандт, Иероним Босх и Андрей Рублев. Однако в фильме зрители почему-то иногда находят «Демона сидящего» Михаила Врубеля.
- Ваш герой хочет уехать в Италию. Что для вас значит Италия?
- Мне надо всего лишь пару месяцев там пожить, и я смогу довольно неплохо разговаривать на итальянском. Румынский и итальянский языки очень похожи - это одна языковая группа. Поговаривают, что румынский появился на 50 лет раньше, чем современный итальянский. Это легенда, которую придумали в Румынии. По этой причине многие в 90-е поуезжали в Италию.
Кстати, Франция тоже была популярной страной для эмиграции. Я как-то перед съемками посетил молдавскую деревню Коржеуць. Там почти все уехали в Париж на заработки, а спустя 25 лет вернулись. Теперь в центре деревни стоит копия Эйфелевой башни, местные открыли ресторан, где подают лягушек, многие говорят на французском. До пандемии из деревни три раза в неделю ездил автобус прямо в Париж.
- Серьезно? Вы шутите!
- Я сам однажды на этом автобусе поехал в Париж, дорога занимает два дня.
- Кстати, в вашей ленте есть шутка про молдавский язык, которого не существует. Объясните, пожалуйста.
- Я в школе учил румынский, молдавского языка официально для мира не существует. Единственная страна, которая признает молдавский, - это Приднестровье. Но, как известно, моя родина остается непризнанной почти для всего мира. Вот такой парадокс. Если в Приднестровье сказать, что молдавского языка нет, то можно встрять в долгий исторический спор.
- А какие воспоминания остались у вас о жизни в Приднестровье? Счастливые?
- У меня прекрасное прошлое, за счет него и питается мое творчество. Есть я до отъезда из Приднестровья и я после. Я до - играл в сборной по футболу, занимался боевыми искусствами, работал вышибалой в баре, где однажды мой пьяный отец избил много людей. Но это крутой опыт. Внутри меня стоял блок, чтобы я не позволял себе большего: никогда не курил, не пил, не употреблял наркотики. Я против этого, хотя жил напротив городской тюрьмы. Есть что-то, видимо, заложенное в возрасте до трех с половиной лет, мое правильное воспитание, которое не дало скатиться «в грязь». Если бы я оказался внизу, то рассказывал бы о прошлом в негативном ключе, а я скорее все впитывал, смотрел на все со стороны.
Но я очень рад, что уехал. У меня до сих пор есть красный паспорт приднестровца, там герб, весьма напоминающий герб Советского Союза. А еще у нас пластмассовые рубли, на них изображены Александр Суворов, Тарас Шевченко и другие.
Только представьте, что Одесса в восьмидесяти километрах. Полтора часа на машине, и вы там. В моем детстве мать с отцом занимались бизнесом, продавали овощи и фрукты. Я с ними в три часа ночи ездил в Одессу, там мы продавали все, потом меня одевали во все самое модное на Привозе. Помню оранжевые кроссовки за двадцать долларов…
В Приднестровье столько всего для творчества, столько непонятного и интересного! У нас очень популярны свидетели Иеговы (запрещенная в России религиозная организация), пятидесятники и баптисты - настоящая смесь. Вся линия матери - тети, дяди, покойная бабушка - свидетели Иеговы, а по линии отца все православные. Поэтому вопрос духовный истины всегда присутствовал в моей жизни.Кто: Евгений Марьян